Сказки совенка, записанные его учеником
Сказка 17. Дороги для сказок
Мы находились в глубинах лабиринта уже очень давно. На
поверхности прошло три месяца, а, по глубинным меркам, и того больше —
несколько полных сказок осуществилось. А ведь жизнь только одной сказки в
мирах может длиться порой и сотни, и тысячи лет. Бывают даже такие, которые
совсем не ведут счет временам — настоящие долгожители вселенной.
Я уже так привык к местному течению времени, что лабиринт
стал для меня практически родным домом. Я увлеченно наблюдал и исследовал
судьбы миров, живущих на глубине. Меня завораживал ритм их биения,
продуманность и совершенство мельчайших деталей. Все события здесь в
точности ложились одно к одному, словно в специально подготовленные ячейки.
И, тем не менее, каждое из них всегда восхищало своей непредсказуемостью и,
в то же время, тончайшей сонастройкой с другими событиями — как в своей
сказке, так и в дружественных соседних.
И вот, как-то я попросил совенка рассказать о том, как
сказки путешествуют из глубин лабиринта в миры на поверхности.
— Их ветром носит, — объяснил совенок, — попутным
сказочным ветром. Ветер много путешествует, проникает повсюду. И несет
сказки с собой. Сказки, рожденные на глубине, не всегда могут прижиться на
поверхности. Там время — другое, там все не так совпадает, как во времени
сказок. Ты уже знаешь, что в вашем мире легче всего ухватиться за сказку в
новолуние или в полнолуние. Это — время, когда приходит ветер. Оно точно
такое же, как в глубине лабиринта. Но, когда время меняется, сказка не может
удержаться в нем, — совенок изучающе посмотрел на меня, а затем продолжил
разъяснение, — сказка с глубины не может высказаться до конца — ведь в новом
времени все не так. То герои не те или не там, то место не такое, то еще
чего-то не хватает, потому что оно — не тогда.
Я сидел в задумчивости, пытаясь представить все это —
ведь сейчас было очень странно осознавать, что такое бывает. Но постепенно я
вспомнил, что раньше со мной всегда именно так и происходило. Пока я не
встретил сказку совенка, вся моя жизнь была то ли сплошная случайность, то
ли одно недоразумение. Удивительно, с какой легкостью я это забыл.
— Что-то я не понял, — наконец, спросил я, — разве с этим
ничего нельзя поделать? Неужели совсем никак нельзя удержать сказку в новом
времени? Мой вопрос возмутил совенка.
— Очень даже можно, — ответил он, — люди — специальные
существа, которые ухаживают за сказками в поверхностных частях лабиринта, в
своем времени. — Как это — ухаживают? — удивился я. — Люди строят дороги для
сказок, принесенных с глубин, чтобы они могли войти по этим дорогам в мир на
поверхности. Совенок прервался. Казалось, он размышляет. Вдруг он продолжил:
— Понимаешь, на месте несовпадения времен остается ветер,
который попал в сказку, как в ловушку, и там как бы застрял. Если сказка
сильная или ветра в ней не слишком много, она некоторое время нового мира
еще сможет продержаться. Но, если чего-то не предпринять, ветер всегда
возьмет свое и унесет сказку обратно в глубину, следуя своей природе. Ведь
он глубинный. А люди могут приманить ветер и заселить его во что-то,
созданное их работой. Эту работу я и называю «дорогой для сказки». Если
ветру понравится в этом жить, он останется в новом времени. И сказка тогда
тоже сможет остаться. Совенок почему-то сочувственно посмотрел на меня и
добавил:
—Видишь ли, этот ветер очень беспокойный. Он бушует, и
его очень сложно приручить. Чтобы заселить сказку в незнакомом времени, надо
очень любить сказочные ветра. Если ветер почувствует, что его не любят, он
растерзает человека как голодный и свирепый хищник. Но, когда его любят,
ветер становится нежным и ласковым, и даже подсказывает человеку, как
сделать подходящее для него жилище.
От последних слов совенка у меня возникло столь сильное
ощущение интимности, что я перехотел слушать продолжение рассказа. Я знал —
никакие слова, даже слова моего мудрого друга, не смогут передать всей
глубины отношений человека и сказочного ветра. Я отчетливо увидел, что их
любовь — одна из самых удивительных тайн вселенной. Я понял, что этой любви
нельзя научиться, нельзя даже толком объяснить, что она такое и где ее
взять. Просто она либо есть, либо нет, и почему это так, никто не знает.
Как будто подслушав мои мысли, совенок притих и некоторое
время смущенно молчал. Наконец, он снова заговорил:
— У всех сказочных ветров свой характер, и к ним нужен
индивидуальный подход. Например, из одного ветра родился варган. Если ты
пойдешь вглубь лабиринта, увидишь: варган играет — ветер дует. Это всегда
так и будет. Бубен — ветер из центра сказки. Когда слышишь бубен, сразу
виден центр. Уходя вглубь лабиринта за бубном, всегда оказываешься в главной
галерее, и все гроты-сказки у тебя как на ладони. Так и еще много чего можно
получить, но теперь большинство найденных для ветров жилищ — «секреты». А,
на самом деле, весь секрет в том, что сами сказки покинули людей, потому что
за ними перестали ухаживать… И песня, и танец — все может быть этим «джином
в бутыли». И пища, и слово, и строение. Ткань, одежда, рисунок. Даже любое
техническое устройство. И даже битва. Все-все, если в это захочет поселиться
сказочный ветер…
Голос совенка стал глубоким и проникновенным. Он словно
окутал меня чарами. Я перестал понимать слова, и невероятной силы
неподвижность овладела мной. Передо мной проносились образы миров, я видел
множество дорог, по которым следуют сказки в мирах. Все было известно мне об
этих дорогах, но сейчас меня это не волновало. Казалось, я был поглощен
целиком, как вдруг со всей ясностью осознал — сказочный ветер несет меня в
мир вместе с одной из сказок.
В небе передо мной ярко вспыхнула огромная круглая луна.
Я был на пороге моей несказки. Я знал, что теперь должен сам проложить
дорогу для новой сказки и приручить необузданный ветер с глубин.
|