Сказки совенка, записанные его учеником
Сказка 12. Музыкальные птички
Мы с совенком сидели у костра посреди сказочного леса. В
то время я был еще новичком и только начинал знакомиться со сказками. Из-за
своей непривычной для обычного человека плотности пребывание в сказках
поначалу очень утомляло меня.
Наступал момент, когда меня начинало клонить в сон, и я
ничего не мог с этим поделать. Я засыпал прямо сидя у костра, и поэтому мое
знакомство с первыми сказками часто происходило именно во сне. Со временем я
пришел к выводу, что быть сразу в двух сказках одновременно — в одной из
которых я сплю, а в другой путешествую — довольно удобно. И отдавался сну у
костра охотно и без сопротивления, иногда просыпаясь и подкладывая сказочные
дрова.
Но вначале меня раздражало мое бессилие бороться со сном,
который наваливался на меня через некоторое время попадания в сказку. И в
этот раз мы сидели, и тут мои глаза начали слипаться. Я боролся. Откуда-то
из леса доносился монотонный голос какой- то незнакомой птицы: фью-фью. Мне
казалось, что это идиотское пение меня окончательно усыпит.
— Какая же глупая птица! — не выдержал я, — неужели она
не может помолчать. Ноет и ноет всю ночь. Совенок, наблюдавший уже некоторое
время мою борьбу, тут же подхватил мое негодование:
— Да уж, невыносимая зануда. Не пульнуть ли в нее
чем-нибудь, чтобы она, наконец, заткнулась? От совенка я не ожидал такое
услышать, и недоуменно посмотрел на него, не понимая, что это значит.
Обвинение сказочной птицы в занудстве в устах совенка звучало нелепо. Да и
мои собственные обвинения казались мне теперь преувеличенными.
Я промолчал. Птица на короткий момент поднялась в моих
глазах. Когда волны сна стали накатываться снова, при очередном возгласе
птицы я поморщился, но промолчал. Кто знает совенка? Шутки шутками, а вдруг
и правда запульнет в нее чем-то? Этого мне все же совсем не хотелось.
Потом в разных сказках я встречал эту птицу множество
раз. Эта одна из немногих птиц, которые подают свой голос ночью, и живут они
во многих сказках. Мы привыкли называть эту птичку «занудой». Хотя каждый
раз при этом слове я вздрагивал, помня суровые меры, предложенные совенком,
чтобы прекратить «занудство ».
Как-то в очередном путешествии я снова услышал знакомое
фью-фью. Я был так озабочен выполнением задания, которое мне дал совенок,
что машинально выругался:
— Опять эта дурацкая птица. Пошла бы она спать. Совенок,
похоже, тоже был занят размышлениями, и в этот раз не стал шутить. Лишь вяло
проронил, как бы обращаясь к самому себе:
— Люди неисправимы. Всегда уверены, что лучше всех знают
обо всем на свете. Какая губительная глупость! Я даже заинтересовался, и
хотел порасспрашивать совенка, что он имеет в виду. Но, видя, что он занят,
не стал его беспокоить. Так вышло, что именно в этот раз мне приоткрылась
сказочная сущность этих ночных птичек. Хотя днем они тоже поют, я почему-то
привык называть их ночными.
Итак, мы исследовали новую часть сказочного лабиринта, в
которую до этого никак не доводилось сходить. Мы искали грот с большой
сказкой. Эта часть системы очень сильно ветвилась — было непонятно, в каком
направлении искать. Пока нам попадались лишь небольшие уютные гротики с уже
известными сказками, которые имели здесь свои «филиалы».
Также мы встретили несколько новых сказок. Они пронеслись
мимо нас ветрами, и мы не успели их расспросить, где они живут. Нашли одну
сказку со сказочным деревом. Она невероятно восхитила меня… Но вот сказочный
грот никак не встречался. Забегая вперед, скажу, что в тот раз мы так и не
нашли его — нас вызвали дела, и мы вынуждены были прервать поиск. Хотя и
казалось, что мы близки к находке, тем не менее, тогда сказка не показалась
нам.
Так вот. Мы находились в глубине местного лабиринта. Нас
подавляло настроение, навеянное необходимостью вскоре покинуть эти
неизведанные пространства, а также безуспешность наших поисков. Я понуро
сидел у костра, как вдруг мое внимание привлекло чудесное пение. Я
прислушался. Откуда-то из сказочных глубин лились хрустальные перезвоны,
столь мелодичные и завораживающие, что невозможно было оторваться от них.
Эта музыка была совершенно новой. Я слушал и слушал. Она приносила странную
печаль. Казалось, что кто-то зовет нас, и этот «ктото » потерял всякую
надежу увидеть старых друзей. Музыка все не прекращалась, но и я не мог
заставить себя перестать ее слушать. Эхо подпевало, придавая мелодии
поразительно глубокие и богатые оттенки. Это было настоящее совершенство. Я
догадался, что поет сказка. Она зовет тех, кто не может ее найти в столь
сложной местности. Видимо, она совсем не на проходе, а, так сказать, в
сказочной глубинке. Может даже, в нее редко заходят гости, и она совсем
соскучилась по героям. Мне очень хотелось пойти навстречу этому приглашению.
Но я, увы, знал, что у нас нет такой возможности. Мы не можем дразнить
сказку, которой наверняка захочется, чтобы мы пробыли у нее полноценный
сказочный цикл.
Когда я осознал, что мы не можем пойти к сказке в гости,
мелодия стала тускнеть. А я с удивлением услышал, что создают ее привычные
голоса наших птичек фью-фью. Или, точнее, эта мелодия создала их. Но, только
слушая эту мелодию в истинном звучании, можно увидеть красоту и
восхитительную гармонию этого пения. Только здесь живет специальное эхо и
особый ветер, вплетающие волшебный и чарующий узор в пение птиц.
Поэтому, если вы где-нибудь услышите эту птичку, то это
означает, что та печальная сказка путешествует в этот мир. А печальная она
потому, что ее редко находят. Она ищет и ищет. Так что не смейтесь над ней.
|