На первом рубеже

В основании города не было надежд. Распахнутые настежь двери бессчетных миров сторожат божественные ветра. Входим.

Первый вход – из мира нашего рождения – могущественное проклятие современности для тех, кто идет из потока времени вглубь времен. На этом проклятом рубеже безумствуют духи без всяких причин и объяснений этих причин. Спутанные тропы заблудившихся душ. Следы борьбы двух миров за человеческое воплощение. Мусор вселенной.

Но вот, как и раньше, как и всегда, словно просачиваясь упорной водой через липкие фильтры, втекаем в подземные русла. Потолки становятся выше, шире раздвигаются стены. Все больше воздуха. Это - веяние духа городов, возникших среди бесконечного океана времени.

Келья, первый храм – место встреч на границе миров. Здесь часто видна мутная пелена мглы, окутывающая ясное сияние огня вселенной. Но зато сюда еще могут приходить люди сами. Но зато, собрав пространство, здесь можно пройти в самую глубину.

Сейчас нас пятеро, и мы не заполняем пространство. Мгла все гуще, в разрыве дыбятся черные волны, пожирая беспомощных светлячков осознания. Вижу, как до самых горизонтов рушатся и рушатся цепочки неправильных связей, делая воздух чистым. Что ж, с нуля так с нуля.

Возвращаемся на поверхность.

Миг Кельи

Из зимы в вечность. Снова высвечивается Келья спасительным маячком. Снова нас пятеро в заколдованном круге.

Келья принимает наши подношения как будто «все время» ждала только нас. Огонь поднимается уверенным ровным потоком. Циклы огня воплощены во всех наших действиях, мы утратили разделенность. Мы – огонь.

Но вдруг изменившееся горение прокладывает разрыв. Я приготовилась к пределу. Уже достигая его, почти окончательно утратив пространство, мы видим, как в грот врывается ветер. Через систему, словно боясь опоздать, задыхаясь от бега – и сразу на колени перед священным огнем Кельи садится шестой человек. Снова огонь. Прочны незримые связи.

Все же не можем наполнить Келью, удовлетворить огонь. Ночь, день и еще ночь внешнего мира Келья не расстается с нами, не дает спать, подчиняя наши настройки огненным ритмам.

Смотрю на освещенные стены. Они становятся прозрачными, и сквозь хрусталь проступают застывшие во времени камня и непостижимые сейчас фрагменты вселенских сюжетов.

Андрей плетет нити. И я вижу: сейчас, уже сейчас, или когда-то задолго до мига Кельи мы прыгнули с обрыва в темный океан, чтобы в полной мере обрести шансы сознания, предоставленные властью огня. Передо мной россыпью проносятся, звено к звену, упавшие в бездну миры. Я вспоминаю…

Созерцаю из комнатки в затыке грота зал, где происходит собирание огня. Вижу, что собранная определенным образом картина исключает возможность собрать по-другому. Убери какой-то предмет, и возникнут разряды новых настроек. Наблюдаю несовместимость в одном пространстве разных образов сновидения, невозможность любви «других видов».

«Шестой» подсматривает, но не решается войти. Настройки пространства подбирают извне разных духов, но наши настройки не позволяют случиться предложенным событиям.

 Жрецы темного зеркала

Казалось бы, это просто. Но, наверное, чтобы видеть это, современный человек должен умирать, ведь он должен. Как умею, говорю неизреченной темноте. Я не надеюсь получить ответ, произнося должное – на человеческом языке звучащее яростным диссонансом, по меркам духов, это немного странно, – просто свожу никогда не сходящиеся концы. Темный горизонт взрывается солнцем.

Даже не верю, не понимаю до конца. Боясь не успеть, крепко жму протянутую из темноты руку – отклик пришел. Не позволяю себе думать. Пристально смотрю, как движется огонь. Тишина вечного города чуть всколыхнулась и сгустилась над озером в глубине пещер.

…Это знание – для тех миров, где нет смерти. Нет того, что так названо падшей в забвение душой Мира. Это озеро не искажает душу.

Не знаю точно причин, но не хочу, чтобы мы шли туда все вместе, и мы уходим вдвоем с Андреем. Я думаю: те люди, которых я не захотела там видеть, возможно, не догадаются, как я благодарна именно им за крепкое, столь плотно воплощенное пожатие. Знают ли они, что прикрыли нас сейчас от мира «за городской чертой»? И тем чудеснее для меня будет услышать в конце прощение: нас ждали и берегли, и сторожили врата тех земель, куда запрещено входить «смертному».

Мы вдвоем у подземного озера – глаза Калачакры. Направляем луч фонаря в воду и трогаем бездвижную гладь. Вода потекла по стенам и потолку. Вспоминаю пещеру в горах Каратау. Как и там, вода обретает огненную суть. Сижу лицом к уходящему вглубь системы тоннелю, у самого края воды – так невелик бережок вечности. Теперь знаю: это – темное зеркало Калачакры. Сейчас это действительно зеркало, не смотри в него, если хочешь жить «хорошо». Сбылось, сказалось. Явилось сказкой несбыточной мечты – навсегда преодолеть кармическое время.

До самого конца я даже не вспомню Келью, только коснусь в поклоне ничтожной данью. Но сейчас и этого слишком много. Нельзя тревожить зеркало пустыми образами. Дань – только Друзьям.

Мы забыты. В отражении темного зеркала все яснее проступают наши огненные лики. Около восьми часов времени-снаружи мы смотрим в зеркало, одним вдохом впитав пришедшую волну, отпущенную временем магическим каждому в Калачакре. Мы вместе. Мы знаем все нюансы судеб, даже те, которые не хотим знать. Мы знаем, как сказки Мира преодолевают черноту, чтобы воплотиться.

В руках – гитара, в моих руках. Ситар – в руках Руми. Я и учитель – Руми и его учитель… Двух зеркал, поставленных друг напротив друга, достаточно, чтобы получить бесконечность. Свечка медленно уплывает по течению. Священная река, о, священная…  Мы настраиваем то, что в мирах сгущается жизнью. Эту темноту вокруг очага и нас самих, темных созерцателей. Мы влиты и отождествлены Калачакрой. Плясали, пели темные духи. Если б не вы. Не пить этой воды ни мне, ни тебе, Руми. Я плачу от этой музыки, знаешь? Плачь и ты, не медли. Урони слезу в это зеркало. Все ясней и чище голос отражения. Духи огня следуют своими путями – дверь открыта. Кольцо сомкнутых рук самых страстных и преданных влюбленных удерживает, нет, просто нежно обнимает границы огня.

В воздухе плывут две свечи – так кажется, потому что прозрачна вода. Одна свеча горит вверх, другая – вниз. Между ними темный круг. Смотрю и перестаю различать, какая свеча – настоящая. Зеркало физически заставляет забыть различия, долго смотреть нельзя – суть видимого становится сутью внутри. Но тут Андрей кидает камень в воду, отделяя то, что внутри – отражение, от того, что внутри – огонь. Произведен выбор, и мы перевернуты. Вот он, заветный берег.

Потом все же, но ведь так и должно быть, – отлив. Через меня начинают двигаться сны Кельи. Беседы, взгляды, жесты. За вдохом – выдох. Дергают, хватая из-за спины, темные лапы. Возвращаемся. Только вот надо найти еще один грот – храм близ подземного озера, храм жрецов темного зеркала. Быстро в темноту, пока свежи следы огня. Вот он, нашли, или он нас нашел? Далее – дорога в Келью.

Теперь я уже лежу в маленькой комнатке Кельи, слушаю, как поет Андрей. На границе сна возникает картина: мир взорван и распадается на кристаллы сутей. Медленным потоком опадают обломки. Вот снег. Тут же «рядом» - планеты, и человек на земле, обнимаемой ветром. Они падают, каждый по отдельности, ничего не зная о любом другом, словно и не были вместе, падают к подножию вечности.

Скоро выброска.

…Оборачиваюсь и в который уже раз ловлю себя: вот же он, город. Сейчас, прямо сейчас, не отчитываясь ни перед кем, можно уйти по древней улице, и темнота в полушаге за спиной навсегда поглотит наши следы, след этого обреченного существования. Сколько раз было так. И все же снова мы возвращаемся. Из вечности в зиму.